Богдан Рудый, "Кризис эволюционизма"

2.6. Лингвистические данные

Веды, Пятикнижие Моисеево, Гомеровская Одиссея - все эти произведения были написаны 3-4 тыс. лет тому назад. Эти, как и много других литературных источников, однозначно свидетельствуют о постепенном упрощении языка в плане его грамматики и фонетики: теряются грамматические категории, упрощаются парадигмы окончаний, уменьшается количество неправильных (нерегулярных) слов, теряются специфические звуки и укорачиваются наиболее употребительные слова. Язык как бы обкатывается, сглаживая острые свои углы и требуя для своего использования все меньше умственных затрат.

В человеческих языках имеется информационная избыточность. Для однозначного обозначения определенного понятия можно обойтись значительно меньшим количеством букв и звуков. Зачем помнить два десятка окончаний для слова белый, когда можно всех их просто отбросить: вместо бел|ый (-ого, -ому, -ым, -ая, -ой, -ую, -ые, -ыми, ...) говорить просто бел; вместо белая чашка - бел чашка, или даже бел чашк. Падежную информацию вместо окончаний будут передавать предлоги, а категорию рода можно безболезненно отменить. Платой за такие "усовершенствования" станет уменьшение благозвучности (и легкости узнавания) слов и уменьшение вольности порядка слов в предложении. Несмотря на эти потери, позитивный эффект в виде уменьшения мозговой загрузки от держания в голове многочисленных правил и исключений из них оказывается значительно бóльшим. По этой причине англичане, китайцы и многочисленные другие народы именно так и поступают относительно "ненужностей" языка.

Отмена множества окончаний снижает величину информационной избыточности, а значит, уменьшает умственные затраты. Аналогичный эффект вызывает регуляризация языка, то есть устранение множества правил короткого радиуса действия и языковых "несимметричностей": искусственные языки, как, например, эсперанто с его 16-ю правилами, экономят мозговые усилия, позволяя больше концентрироваться на логике мысли (высказывания), нежели на нюансах ее словесной передачи.

Первоначально длинные слова сокращаются потому, что, как считал известный польский языковед Я. Бодуэн де Куртенé, существует различие между тем, как мы произносим слово реально, и тем как нам это кажется. Быстрая бытовая речь заставляет "глотать" или видоизменять некоторые звукосочетания. В результате, дети слышат от родителей уже несколько видоизмененный язык и берут его за основу своего. Их дети, в свою очередь, берут за основу еще более видоизмененный язык и так далее.

Раньше языки грамматически были значительно развитее. Классическую латынь по сложности тяжело сравнить с итальянским языком, существительные и прилагательные в котором вообще не спрягаются, а все падежи заменены предлогами. Расстояние между древнегреческим языком (с его тремя родами, тремя числами, пятью падежами, богатейшей глагольной системой, тональным ударением и многочисленными дифтонгами) и новогреческим - такое же, как между автомобилем и самолетом. Давнеславянский язык тоже упростился (снизился уровень информационной избыточности): он имел четыре прошедших времени, а не один, существовали два носовых гласных звука и др.

Латинское aurum современные итальянцы пишут как oro. Пять отдельных слов à le jour de hui* (условно реконструировано) превратились во французском языке в одно - aujourd"hui. Слово август, которое произносилось предками французов во времена Римской империи как аугустус, сократилось у современных французов до одного единого звука у. "Сегодняшняя морфология - вчерашний синтаксис", как говорил американский языковед Т. Гивон, - так сильно сокращаются слова.

Тот факт, что лексика исторически развивается в обратном направлении - количество слов увеличивается и словари утолщаются - связано не с увеличением мозговой развитости людей, а в основном с развитием науки и техники (внедрением новой терминологии и понятий). Абсолютное большинство людей в абсолютном большинстве случаев активного использования языка на протяжении жизни употребляют всего 2-3 тысячи наиболее частотных слов - как и до появления новой терминологии (т.е. развитость мозга большинства людей практически не изменилась).

Итак, судя по данным письменных памятников известных языков за последние несколько тысяч лет, человеческий язык имеет четкую тенденцию к регуляризации и уменьшению информационной избыточности. Отсюда следует, что раньше язык оказывал бóльшую нагрузку на речевой участок мозга, а значит, требовал не меньшей его развитости. Этот факт противоречит гипотезе эволюции человека от Pithecus insapiens к Homo sapiens.

Лингвистика дает основания утверждать, что мозг человека раньше не был более примитивным. Подчеркнем, что под сомнение не ставится факт исторического развития/эволюции самого языка, как средства человеческого познания Вселенной.

Языковеды-дарвинисты, веря, что человечеству более ста тысяч лет, размышляют приблизительно так: "Если язык с течением времени упрощается, и пять тысяч лет назад он был значительно сложнее, чем сейчас, тогда насколько же сложным он был сто тысяч назад?! Этого не может быть, так как мозг человека раньше был более примитивным." Полагаясь на компетенцию и официальную позицию биологов-антропологов, лингвисты вынуждены вводить понятие доисторического и исторического этапов развития языка ("язык сначала усложнялся, а потом начал упрощаться").

Не имея в своем распоряжении подтверждений того, что язык когда-либо развивался от примитивного к сложному, языковеды просто поверили биологам-эволюционистам с их "подтверждениями". Но о дезинформационно-спекулятивном характере "подтверждений" последних нам уже известно из предыдущих разделов, - поэтому нет нужды согласовывать лингвистику с эволюционизмом.

Языковое упрощение является всего лишь еще одним свидетельством ошибочности гипотезы эволюции. Человек имеет от начала высокоразвитый интеллект и сложный вербальный язык, который постепенно "обкатывается". Что же касается размышлений о том, каким был язык сто тысяч лет назад, то для них просто нехватает почвы. Во всяком случае, есть больше оснований считать, что человек существует на Земле считанные тысячи лет.