Е.Черных

"Эпоха бронзы начиналась на Каргалах"

(конспект)

Помогла обычная аэрофотосъемка. Каргалы предстали перед нами обширным овалом холмов и долин длиной не менее 50, а в ширину - 10 километров. Сам овал ниспадал пологой дугой с северо-запада на юго-восток. Осевой линией дуги явилась мало заметная степная речка Каргалка, принадлежащая бассейну главной водной артерии этого региона - Уралу. От Каргалки и получили свое название эти знаменитые рудники. Проявления медной минерализации в виде ярко-зеленого малахита и намного более редкого здесь небесно-синего азурита встречаются почти на всей гигантской площади в 500 квадратных километров. Рассеяны эти проявления, однако, неравномерно. Их наибольшая мощь в своеобразных тугих узлах-сгустках площадью от 2-3 до 10-15 квадратных километров. Концентрация медных минералов в них тысячекратно превышала среднюю. Крупных узлов мы насчитали одиннадцать, и кроме того, к ним примыкало до десятка прочих гнезд, но уже существенно более мелких. Почти все эти гнезда сосредоточены на возвышенных междуречьях, по местному - сыртах.

 

Маршруты пролегли по вершинам холмов, увалов и водоразделов, по высоким плато вдоль берегов крутых оврагов, где сгрудились сотни и тысячи следов древних и старинных выработок. Здесь не было близких источников воды. От свирепых степных ветров можно было укрыться лишь в холодных шахтах. Порой даже снег не задерживался на этих вершинах. Однако именно здесь нас ждала удача. Более двадцати селищ бронзового века нанесли мы в два последующих года на карту Каргалов, и почти все поселки располагались в "нестандартных", весьма неудобных местах. Мы опять оказывались в своеобразном тупике. Нужно было убедительно объяснить: возможно ли вообще нормальное существование в подобных экстремальных условиях? Мы поторопились с ответом, полагая, что на этих холмах и увалах горняки появлялись лишь летом. Мы думали, что работа велась здесь лишь в теплые сезоны, когда в шахтах добывалась руда, обогащали ее на месте. Затем шахтеры увозили обогащенные и тяжелые медные минералы на лошадях или быках к местам своего обычного обитания, туда, где можно было укрыться от исступленных ветров и стужи, где была вода, столь необходимая для людей и скота. Но мы опять ошибались…

 

В слоях селища этого времени, названного нами Горным, мы не встретили наиболее ранних свидетельств освоения Каргалов. Было проделано до десятка радиоуглеродных анализов, что и прояснило возраст Горного: люди обитали и добывали здесь медь примерно 3400-3700 лет назад, то есть в XVII-XIV столетиях до новой эры. Начинали освоение вершины этого высокого и удаленного от воды мыса древние обитатели с устройства весьма странных крохотных жилищ. Мы предпочли именовать их жилищами-норами, поскольку именно на норы они более всего и были похожи. Люди вырывали ямы, глубина которых в основном колебалась от 1,3 до 2 метров. Таких жилищ на Горном мы вскрыли около 50, и стало ясно, что это были своего рода "ямы-ночлежки". В таком тесном лежбище могли провести сравнительно теплую ночь два-три человека. Лишь немногие из ранних жилищ были чуть крупнее. По всей вероятности, с такой модели начиналась в позднем бронзовом веке оседлая жизнь и работа на каргалинских рудных увалах.

Следующая, более поздняя фаза существования Горного свидетельствовала о резкой смене характера обитания на этом мысу. По какой-то не ясной для нас причине люди решают поселиться здесь прочно и потому начинают сооружать постоянные жилища. Для этого поверхность холма генерально перепланируется. Всю массу жилых и сакральных ям ранней фазы люди засыпают суглинком, утрамбовывают, и на этих выровненных площадках закладывают уже громадные котлованы. Очень часто эти котлованы являли собой взаимосвязанные помещения, в которых мы различаем "жилищно-производственные комплексы". Размер крупных котлованов превышал сотню квадратных метров, а глубина составляла до полутора метров. По существу, часть из них являлась полуземлянками.

 

Древний горняк был вооружен лишь каменным молотком, костяными клиньями-зубилами и, в лучшем случае, медным кайлом-пешней. Этими орудиями он пробивал себе узкий лаз в сравнительно мягкой песчаниковой или более твердой мергелевой породе. Цель его - найти в кромешной подземной тьме богатое гнездо малахита или азурита. На Каргалах же "самые богатые руды, жесткие и тугоплавкие, извиваются неправильными жилами, то сжимаясь в толщину пальца, то разрастаясь на аршин и более; беднейшие легкоплавкие, проникая в пласты серой глины, тянутся объемистыми, часто прерываемыми жилами, случайно раздуваясь в могучие гнезда сажень в 20 в поперечнике и до 5 сажень в толщину. Каждый удар кайла может открыть новую жилу в пустой стене породы, с каждым ударом может оборваться надежное гнездо. Понятно, как не обеспечена добыча при подобном залегании руд и сколько нужно иметь подробно исследованных мест, чтобы делать какие-нибудь предположения на счет будущей разработки". Так писал уже в конце XIX века о характере каргалинских меднорудных залежей Дмитрий Дашков - владелец одного из медеплавильных заводов. Однако такие же трудности вставали и на пути горняка бронзового века.

Шахтер дробил пласты коренной породы на куски, пытаясь извлечь из них драгоценные медные минералы. Чем освещал он свой путь в этой непроглядной тьме? Как удавалось ему выбирать в этих лазах минералы? Ответа мы не знаем, ибо нет никаких материалов, чтобы судить об этом.

 

В случае везения шахтеры натыкались под песчаниковыми пластами на огромное гнездо руды, и тогда по мере ее выборки под землей разрастался зал. Такие подземные полости могли быть громадными. Самая крупная из нам известных достигает восьмидесяти-ста метров в поперечнике и до десяти метров в высоту. Своды таких залов не выдерживали тяжести, порода оседала, и тогда на поверхности возникали зияющие и доныне пугающие провалы. На месте же крупнейшей на Каргалах обрушенной полости образовалось не пересыхающее озеро, куда на водопой еще и сейчас устремляется скот.

 

И зимой, и летом в глубине недр сохранялась одна и та же температура - от плюс 4 до плюс 7 градусов. Однако летом там вскоре коченеешь. А еще - не хватает кислорода, особенно при надсадной работе. Для этого время от времени нужно пробивать вверх, до земной поверхности вертикальную вентиляционную шахту. В кожаных мешках по ее стволу зачастую вытаскивали и руду, для чего выбивали по стенкам ствола ненадежные гнезда для ног - подобие лестниц.

 

Летом 1999 года мы провели небольшой эксперимент. Два крепких молодых человека начали в песчаниковых пластах пробивать с поверхности горизонтальную штольню высотой в один метр и шириной в полтора метра. Орудовали они железными клиньями и молотами, как в XVII-XIX веках. За 40 часов работы им удалось пробиться вглубь лишь на один метр, оттащив при этом в сторону от выработки примерно 2,5 - 3 тонны раздробленной породы. И это с освещенной солнцем поверхности, но не в глубине, откуда нужно было, задыхаясь в темноте, тянуть мешки с тяжкими камнями! И железными орудиями, но не камнем, костью или медью!… Теперь вы можете сами хотя бы очень приблизительно просчитать время, потребное для того, чтобы такая скромная штольня пронзила хотя бы километр песчаника. Всего же за две тысячи лет на Каргалах, по очень грубым и весьма приближенным оценкам, было добыто никак не менее двух и, видимо, не более пяти миллионов тонн руды (не породы, но именно руды). Из всей этой массы, по всей вероятности, было выплавлено от 50-60 до 120-130 тысяч тонн меди! Цифры чудовищные, неправдоподобные. Однако мы убеждаемся каждый раз, что конкретные памятники безжалостно сокрушают наши старые взгляды и представления.

Однако главной проблемой для каргалинских металлургов, судя по всему, являлось топливо. Для плавки необходим древесный уголь, а для угля - качественный лес: лучше всего сосна или береза. На степных Каргалах леса нет, лишь редкие колки встречаются по вершинам оврагов, да развесистые ветлы окаймляют узкие пойменные полоски вдоль степных речек.

 

Выплавляли медь на Каргалах, причем в немалом количестве. Из полученного металла отливали и отковывали необходимые для горняков и прочих обитателей селища орудия. Сохранившиеся в целости орудия здесь, конечно же, редки, а вот каменных литейных форм - множество. В них по преимуществу отливали тяжелые и массивные заготовки кайл для горно-проходческих работ. Наверное, эти орудия быстрее всего и выходили из строя.

Судя по всему, однако, львиная доля руды шла на экспорт. Ведь ничтожные лесные ресурсы края не позволяли реализовывать все эти бесконечные тысячи и тысячи тонн руды на месте. Поэтому руду главным образом меняли на скот и везли в западном направлении, за сотни километров - к волжскому бассейну, а также на север, где лесов было несравненно больше. Так удавалось снижать избыточно тяжкий экологический пресс на бедный древесной растительностью край.

Каргалинскую руду горняки меняли на скот. Животных гнали с запада и с севера, а встречным маршем двигались повозки или вьюки с медной рудой. Мы утверждаем это вполне определенно, поскольку в руках у нас множество выразительных доказательств. Первое и, может быть, наиболее впечатляющее из них - гигантское количество костей в слое селища Горный. Равных ему почти невозможно сыскать в любом другом памятнике Евразии. Культурный слой на площади всего около девятисот квадратных метров дал нам в руки коллекцию более двух миллионов костей! Если бы мы точно не знали, что здесь обитали горняки и металлурги, могли бы решить, что наш поселок являет собой какой-то особый вид специализированной централизованной скотобойни. По костям определили, что сюда по преимуществу пригоняли коров - десятки тысяч голов! Несравненно меньше было коз и овец; еще реже встречались кости лошади.

 

Все находки каргалинских минералов и выплавленного из них металла на синхронных селищах бронзового века обнаружены только к западу и северу от Каргалов, на обширных пространствах Волго-Уральского бассейна. На это недвусмысленно указывали как химический состав меди, так и минералогический характер руды с этих памятников. А к востоку сырье и продукция этого могучего горно-металлургического центра вовсе не известны.

 

В раннем и среднем бронзовых веках к востоку от Урала господствовал неолит. И по какой-то туманной для нас причине в течение более тысячи лет тамошнее население совершенно не знало металла и не воспринимало его (здесь невольно иррациональные мотивы вклиниваются в наше повествование). Однако в позднем бронзовом веке, когда металл очень быстро стал нормой в повседневной жизни также и в восточных степях, там начали доминировать весьма мощные горно-металлургические центры, локализованные в Казахстане и даже на отдаленном Алтае.

Начало же производства до недавнего времени просматривалось через мутноватую пелену, хотя вывод, что Каргалинский центр начал существовать уже в раннем бронзовом веке, был сделан более тридцати лет назад. Основанием для этого послужил тогда, правда, лишь химический состав меди тех орудий и оружия, что находили в больших и богатых подкурганных могилах вождей кочевых племен скотоводов в бассейнах Урала и Поволжья. Медь отличалась исключительной химической чистотой, приближавшейся к современным электролитическим маркам.

И все-таки в последние годы у нас было три приятных сюрприза, после чего мы стали говорить о времени начала Каргалов с полной уверенностью. Первый - куски типичной песчаниковой каргалинской руды совместно с характерными медными орудиями в некоторых богатых подкурганных погребениях Южного Приуралья и Поволжья. Руда в качестве заупокойного инвентаря, тем более в захоронениях вождей, - вещь крайне редкая, и это наводит на мысль, что каргалинской руде придавалось некое символическое значение.

Вторая неожиданность была связана со следами огромного карьера на площадке селища Горный. Карьер был заметен сразу. Его длина оценивалась нами примерно в 55-60 метров при глубине более полутора метров, хотя границы карьера сильно оплыли… Оказалось, это сооружение прорезало карьер несравненно более древний, а глубина последнего достигала восьми и более метров! По сути, карьер являл собой узкую щель, прорытую в вязкой тяжелой глине вплоть до материковой песчаниковой скалы. Близ дна, в древних обвалах бортов, мы натолкнулись на следы столь же древних "сурочьих нор". Серия радиоуглеродных анализов органических остатков из этих ходов указывала на даты - четвертое и третье тысячелетия до новой эры! Стало быть, это и был древнейший поисковый карьер, заложенный здесь пионерами-горняками: происходило это около или даже более пяти тысяч лет назад. Долгая и изнурительная работа привела к нулевому результату: желанных медных минералов под восьми-девятиметровой толщей жирной глины древнейшие шахтеры не нашли.

Любопытно, пожалуй, и другое. Данный карьер, в отличие от позднейшего на Горном запутанного "лабиринта" траншей, древние обитатели холма не засыпали намеренно. Стенки глубокой траншеи довольно быстро обвалились сами, под собственной тяжестью, и постепенно узкая щель стала зарастать мелким кустарником, травой и заполняться плодородной почвой. Однако после устройства здесь поселения и особенно вслед за перепланировкой его на поздней фазе заброшенный карьер тщательно оберегали. В него не позволяли сбрасывать отходы: чистота его слоя удивительна. Причина особого к нему отношения не совсем ясна: ведь неподалеку некоторые траншеи "лабиринта" забиты десятками тысяч фрагментов костей, каменных молотков и глиняных сосудов.

Наконец, сюрприз N3 - вскрытие погребения мастера-литейщика под курганом в географическом центре Каргалов. Захороненные останки принадлежали еще по существу мальчику: его возраст антропологи определили между двенадцатью и тринадцатью с половиной годами. По всей видимости, он только что прошел обряд инициации, когда подростка перевели в "разряд мастеров". Литейная форма для боевого втульчатого топора была намеренно расколота и положена у левого виска. Подобный медный топор мог иметь лишь человек высокого ранга, например, племенной вождь. Радиоуглеродный анализ бревна от березового перекрытия его могильной ямы показал дату захоронения: 4900-4600 лет назад.

"ЗНАНИЕ-СИЛА" N 8, 2000г.